Не один год Питер Мерфи лежит рядом с Мэри, а я — ноль внимания. Сейчас даже приревновал. Глупости, конечно.
Цитаты из книги «Вечером во ржи: 60 лет спустя»
Когда на меня давят, из меня с присвистом выходит воздух. Всю жизнь — как проколотая шина.
Что-то я расчувствовался — со мной такое бывает.
Это, наверное, потому, что улыбаться мне здесь некому и улыбка на моей физиономии — как на корове седло.
Хочу с ней поделиться своими мыслями, но не знаю, с чего начать.
Что буду делать дальше — не знаю, но это не имеет значения. Будь что будет.
Может, объяснишь, в чем дело? — спрашиваю, хотя, если честно, мне без разницы.
Вот так оглядываться на прошлое — реальный депрессняк. А почему — кто его знает; думаю, потому, что оно никогда в точности не совпадает с теми картинками, которые засели у тебя в голове. Сплошь и рядом на несколько кадров отличается.
Я — клок пыли, который нужно вымести, чтобы расчистить дорогу новым веяньям.
Важно другое: больше мы не расстанемся. Я слишком долго жил вдали от тех, кого люблю.
Труднее всего не сделать, а придумать.
Мне бы радоваться, что жив остался, но, если честно, будь у меня выбор — уцелеть или отлить, — я бы ещё подумал.
По-моему, старость — это как заброшенная ветхая хижина, с которой всем одна морока.
Неужели так заведено в этой жизни? Начинаешь свой путь целым-невредимым, а превращаешься в дырявый швейцарский сыр.
Каждый из окружающих — это целая жизнь.
Что в этой жизни есть бесспорного? Могу дать только один ответ. Люди умирают — вот что.
Люди в большинстве своём, когда присмотришься повнимательнее, — это просто тени, а если не присматриваться, можно их вовсе не заметить.
Когда мы любим, хочется так много сказать любимым о них самих, что не получается сказать ровно ничего.
Что значат эти несколько секунд в сравнении с бесконечностью моего ожидания?
Возможно ли такое: ты есть — и в тоже время тебя нет?