— … Вы, конечно, сами скажете ей об этом? (о смерти Ривареса)
— Нет, я не могу! Вы лучше уж прямо попросите меня пойти и убить её. Как я скажу ей, как?
Мартини закрыл глаза руками. И, не открывая их, почувствовал, как вздрогнул контрабандист. Он поднял голову. Джемма стояла в дверях.
— Вы слышали, Черазе? — сказала она. — Все кончено. Его расстреляли.
Цитаты Этель Лилиан Войнич
Нет дурака глупее умного дурака.
Можно набраться всяких дурацких знаний и всё-таки голодать, но хорошо одетому человеку, который умеет готовить соус из трюфелей, нечего опасаться бедности.
Он или необыкновенно умный негодяй, или величайший осел.
Жизнь нужна мне только для того, чтобы бороться с церковью. Я не человек, я нож! Давая мне жизнь, вы освящаете нож.
Она опустила глаза. Ресницы у неё были длинные, за ними никто не разглядел бы её мыслей.
Правдивость — главнейшая из христианских добродетелей!
Дурные, злые песни,
Печали дней былых, —
Я всё похоронил бы,
Лишь дайте гроб для них.
И что вы думали о жалких клоунах, об их ужасной жизни! Они должны рассмешить всех этих людей, и вы не знаете, что они чувствуют, стоя перед потешающимися зрителями и стараясь выглядеть смешно!
Отец говорил, что трус… Что он говорил? «Трус — это человек, который говорит себе, что в следующий раз не подчинится». Как страшно он это сказал.
На небесах, вероятно, н-немало духов, н-никогда еще не видавших такой диковинки, как честный кардинал. А духи — большие охотники до новинок.
Это право младенцев и богов, и всех беззащитных и избранных: они берут нашу радость и разбивают её вдребезги, а мы потом утешаемся осколками.
Мы, атеисты, считаем, что человек должен нести свое бремя, как бы тяжко оно ни было. Если же он упадет – тем хуже для него. Но христианин скулит и взывает к богу, к своим святым, а если они не помогают, то даже к врагам, лишь бы найти спину, на которую можно взвалить свою ношу, Неужели в вашей библии, в ваших молитвенниках, во всех ваших лицемерных богословских книгах недостаточно всяких правил, что вы приходите ко мне и спрашиваете, как вам поступить?
Зачем же выливать на человека ушат холодной воды, если он хочет избежать сырости?
К политическим обществам не присоединяются без влияния со стороны.
Главная причина всех наших несчастий и ошибок — душевная болезнь, именуемая религией.
Мы, калеки, не кичимся своим уродством, как эта женщина кичится своей глупостью.
— Думать, что боишься, — лучше смерти. Действительно бояться — хуже смерти.
— Значит, вы полагаете, бесстрашие — это скорее уверенность в том, что ты не боишься, а не отсутствие страха на самом деле?
— Может быть, нам лучше уточнить формулировки? Что вы называете бесстрашием?
— Вам лучше знать.
— Но я не знаю, если только это не осмысленный страх, который не мешает видеть вещи в истинном свете.
— Это для меня слишком тонко.
— Разве? Видите ли, прежде чем стать клоуном, я изучал философию. Сложное сочетание, не правда ли? Вот, например, Маршан считает, что в тот вторник я вёл себя мужественно, всего лишь потому, что я лежал смирно и не жаловался. Он бы тоже лежал смирно, если бы корчиться было ещё больнее. И какие уж там жалобы, когда тебя словно сжигают живьём? Тут уж можно или визжать, как свинья, которую режут, или лежать совсем тихо. Во втором случае приобретаешь репутацию храбреца.
— <...> А если так, каким образом вы избежите цензуры?
— Я не буду ее избегать. Я просто перестану с ней считаться.
Но выражение усталой покорности уже слетело с его лица. Ужас, давивший в ночной тиши, сновидения, переносившие его в мир теней, исчезли вместе с ночью, которая породила их. Как только засияло солнце и Овод встретился лицом к лицу со своими врагами, воля вернулась к нему, и он уже ничего не боялся.